— Что здесь происходит? — крикнул сверху знакомый голос Хельги.
— Леший оборотня завалил, — ответил Рагдай. — Волхва ихнего.
Растолкав воинов, Лодыжка протиснулся вперед.
— Не ранен? — обеспокоенно спросил он. — Что-то ты весь в крови.
— Это не моя кровь, — устало сказал Ратибор. — Остальных поймали?
— Нет, — с досадой ответил воевода. — Нашли их, они там в амбаре прятались. Тут бы их и порешить, да словно какая сила глаза отвела: глядь — и нет никого.
«Зато Ночевник и Дубогрыз сумеют уйти», — припомнил Леший. Так вот почему волхв, знавший, по словам Подосёна, разные заклятья, сейчас не применил ни одного! Все его силы ушли на то, чтобы отвести глаза целому отряду воинов, гнавшихся за его соплеменниками!
Выбравшись на свет, Ратибор вкратце рассказал воеводе, что услышал от старика.
— Плохо, — нахмурился Хельги. — Теперь за нас возьмутся всерьез. Надо закрепиться в деревне.
— А чего, собственно, мы добиваемся? — спросил Попович, неизвестно как оказавшийся рядом. — Дань у нас, надо ноги уносить, пока не поздно.
— И таких людей берут в старшую дружину! — Митяй поднял глаза к небу и воздел руки в боевых рукавицах, как бы сетуя. — Ты только подумай — вот сейчас мы собираемся и хотим выйти из лесу той же дорогой, какой пришли. А это полтора дня пути. А у нас пятеро раненых, которых надо везти медленно, если мы хотим доставить их в Киев живыми. И вообще телеги быстро идти не сумеют. Значит, два дня. А за эти два дня они, — он неопределенно махнул рукой в сторону леса, — успеют устроить на нашем пути такую засаду, что мало не покажется.
— Тем более, — недоумевал Попович, — надо уходить побыстрее, чтобы не успели…
— Ты, конечно, богатырь, — ядовито сказал Хельги, — и способен сидеть в седле неделями, не слезая даже по нужде. Но нам, простым людям, после боя нужно отдохнуть, иначе нас можно будет брать голыми руками, даже рукавиц не надев. А на отдых точно придется расположиться в поселке, там по крайней мере дома нормальные и можно будет выспаться. Уже вечер, если ты не заметил. А вот завтра с утречка и отправимся в стольный Киев-град, — он зажмурился, видимо, вспомнив что-то хорошее.
Подосён, о котором все забыли, нырнул в землянку и через небольшое время высунулся оттуда, с видимым усилием держа на вытянутых руках книгу.
— Возьмите, — сказал он. — Это та самая, из-за нее все началось.
Лодыжка принял книгу, раскрыл ее и недоуменно воззрился.
— Что это за закорючки? — вопросил он. — Митяй, иди-ка сюда, глянь, что наш старичок читал!
Молния махнул рукой — мол, потом разберемся.
— И впрямь, — подал голос Леший, которого снова трясло, но уже от холода, — пойдемте в деревню, отогреемся, там и поглядим.
Хельги, как оказалось, пошел по следу Ратибора и остальных со всем отрядом, захватив заодно и все телеги, и лошалей, так что теперь осталось только добраться до поселка, где уже находились собранные в пустой избе раненые и при них Чурила, на которого воевода, кажется, до сих пор сердился за нерадение на посту.
В деревне воеводы расположились на ночлег в дупле волхва. Там было тепло и нигде не дуло. Правда, не было окон, но это неприятность легко переносимая. Загадочную книгу положили на стол и стали разбираться.
А это оказалось непросто. Митяй, глядя в книгу, был абсолютно уверен, что она написана северными рунами, которых он не знал. Хельги же, знавший руны как свои пять пальцев, клялся Тором и Одином, что перед ним греческие письмена. Нужно ли говорить, что греческого он не знал совершенно? Леший же вообще ничего не мог сказать толком о неведомых буквах. Раздосадованный воевода собрался было выкинуть ее в горевший на улице костер, но Леший решительно отобрал у него ни в чем не повинную вещь, сказав, что раз она была нужна покойному, то пригодится и им самим, пусть пока непонятно зачем.
— В самом деле, — зевнул Митяй, кладя книгу в мешок, — привезем ее в Киев, покажем Белояну, пусть он и думает…
— Ага, — выходя, бросил Ратибор, которого после бурного дня тоже клонило в сон, — пусть Белоян думает, у него голова большая…
Но утром оказалось, что дорога до Киева вовсе не такая уж близкая, как казалось. Мал все-таки разыскал своих врагов.
Древляне равномерно окружили поселок, мелькая между деревьями так быстро, что достать их стрелой не было никакой возможности. Князь же бесстрашно подъехал к самому тыну в сопровождении полудюжины всадников. В седле он сидел как-то странно, одновременно наклонившись назад и немного скособочившись. При виде этого зрелища часовые, спрятавшиеся за стеной, хотели было рассмеяться, но обстановка не располагала.
Мал, по мере сил стараясь сохранять достойный вид (что, впрочем, плохо у него получалось), поднял руку, показывая, что хочет говорить.
Хельги подошел к тыну и поднялся по приставной лестнице так, чтобы снаружи была видна только его голова в шлеме, причем в любой момент можно было бы спрятаться обратно
— Что вам от нас надо? — спросил он.
Такого вопроса не ждали. Князь недоуменно посмотрел на киевского воеводу и сказал:
— Вы нанесли мне тяжкое оскорбление.
— Чем же? — ядовито спросил Лодыжка. — Разве кто-нибудь из моих людей посмел сказать тебе зазорное слово?
— Слово? — взвился Мал. — Вы оскорбили меня не словом, а делом! — Сопровождавшие его воины дружно зажали рты ладонями, но фырканье вырывалось наружу, так что князь вынужден был повернуться и прожечь их яростным взглядом, прежде чем продолжить. — Но, если вы искренне раскаетесь в содеянном и вернете отнятое добро в качестве виры, то я вас прощу и отпущу с миром.
Хельги покачал головой.
— Дани мы тебе не вернем, она наша по закону. А что касается оскорбления, то не взыщи, княже, но ты сам напросился. Кабы не принялся ты махать чем попало, то и нашему богатырю не пришлось бы…
Не дослушав, Мал резко повернул коня и направился к лесу. Перед тем, как скрыться за деревьями, он обернулся и крикнул:
— Когда ваши пустые головы будут торчать на шестах вокруг моего терема, а сами вы встретитесь с прадедами у Ящера, вот тогда и станет ясно, кому чем можно махать!
Вечером того же дня Ратибор, Рагдай и Попович пришли в воеводское дупло. С ними шел Подосён, с которого по привычке глаз не спускали, хотя уже начали ему доверять.
— Надо бы вылазку сделать, — сказал Рагдай. — Человек пять-шесть, не больше. Пошуметь немного, а если удастся — князя захватить. Тогда, небось, по-иному заговорят.
— Я заговор знаю, как глаза отводить, — сказал Подосён. — Учитель мой прежний много по лесу бродил, ему этот заговор не раз помогал, скажет — и ни человек, ни зверь не увидят. Зверь, правда, почуять может, он глазам меньше носа доверяет, но от людей — дело верное. И меня первым делом ему научил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});